Место это непривлекательное, оттого и упрятано от глаз людских далеко за город. Но где оно — определишь сразу. По скоплению птиц во все времена года да тучам больших зеленых мух летом. А еще по запаху.
Лариса Епишева Кучи пищевых отходов, мусора и всякой другой всячины распространяют по окрестностям стойкое зловоние, буквально сбивающее с ног еще на подходе. Стоит лишь раз вдохнуть, и немедленно возникает жгучее желание зажать нос и убраться отсюда подальше. Однако судя по шлагбауму, преграждающему въезд в это не райское место, кому-то на свалке жить хорошо. И верно: с одной стороны импровизированная граница сортирует автотранспорт на «свой» (то есть имеющий пропуск) и «чужой». С другой стороны вроде бы отделяет владения тех, кто прописался здесь давно и надолго. Да-да, как ни странно, свалка тоже имеет своих постоянных обитателей. Здесь кроме работников обосновались бомжи, для которых это место — дом, общепит и магазин в одном «лице». И что немаловажно: все за бесплатно.
Местные, кстати, считают, что их владения — настоящий Клондайк. Можно разжиться всем: от сносной одежды и обуви (она бывает, кстати, и совсем новая) до посуды, мебели и даже ювелирных украшений, которые попадают на свалку по недосмотру хозяев. Продукты, хоть и с истекшим сроком реализации, вывозятся сюда магазинами в избытке, так что продовольственная проблема отсутствует начисто. Что касается качества, местные — народ невзыскательный, с крепкими желудками.
На свалке постоянно промышляют десятка полтора-два бомжей. Живут в балках неподалеку, на полигон приходят каждый день, как на службу. Зачем скитаться в поисках удачи по городу, рискуя каждую минуту угодить в руки милиции, когда вот оно — все готовое? В полном смысле слова — под ногами. Странный, надо признать, образ жизни — дурно пахнущий и опасный. Бомж ведь существо, по сути, бесправное, ничье. Ни флага, ни родины. Выходит, и спрос за него никакой: замерз, сгорел от водки, убили... Подберут, зароют — и все хлопоты, только и останется, что табличка с номерком на безымянной могиле. А среди них встречаются и люди с высшим образованием.
М-да, что бы мы там ни делали в городе, свалка живет своей жизнью. Пронзительно кричат птицы, натужно гудят моторы мусорных машин, то и дело подъезжающих с очередной партией отходов, довольно урчит бульдозер, раскатывая новую кучу продуктов человеческой жизнедеятельности. В сторонке от основного действия сидят на ящиках четверо: пьют что-то из ободранных кружек, закусывая консервами. Рядом куча пустых бутылок. На земле разложен грязный, в подтеках полиэтилен, на нем хлеб: куски, целые булки, обломки батонов.
Наше приближение встречают с любопытством: журналисты в этих краях редкость. Вопрос о бытии вызывает оживление. Самый бойкий из компании, ощерив беззубый рот, восклицает: «Да вы там у себя в городе по сравнению с нами — нищие!» У Валеры, так назвался собеседник, ярко выраженная азиатская внешность. Таджик по национальности, он начал свое путешествие по стране с Казахстана. Правда, не по своей воле. 18 лет провел на этапах и в лагерях. На Севере уже пятнадцать лет, отсюда сделал две ходки в места не столь отдаленные. На свалке обосновался года два назад. Стал своим. Но, несмотря на кажущуюся общительность и добродушие, живет отдельно от других бомжей и много пить остерегается — вспыльчив по натуре.
Николай при нашем появлении потихоньку отодвинулся к кучке с бутылками и в разговоре участия не принял. Курил, опустив голову, изредка бросая в нашу сторону косые взгляды. Вид у парня изрядно потертый, но если чуть внимательнее присмотреться, видно, что от роду ему не больше 35. Работал на стройке, жилье и паспорт потерял при пожаре. Сначала восстановить документы было не на что, а теперь, по его словам, нет смысла. Связь с семьей и родителями давно потеряна. «Здесь я ничего никому не должен...».
Закончив знакомство с местными обычаями и обитателями, мы уже было направились в обратное путешествие, но тут наше внимание привлекла еще одна фигура. Мужчина стоял в отдалении, из-под надетого на голову капюшона куртки наблюдая за происходящим. По сравнению с остальными он выглядел как-то чище, ухоженнее. Саша (так звали мужчину) в прошлом был вышкомонтажником. Не вдаваясь в подробности, он сообщил: «посеял» трудовую, завел новую, но стаж восстановить не сумел, организация, в которой работал, бесследно растворилась в мутных водах перестройки. Теперь живет чем Бог подаст. То есть тем, что найдет здесь, на свалке, куда приезжает вместе с женой. Вот и сегодня, отправив маленькую дочь к бабушке, супруги решили немного подлатать семейный бюджет.
...Захлопнув дверцу машины, бросаю последний взгляд на эту обитель бездомных и, желая приободриться, стараюсь переключиться на что-нибудь хорошее. Получается неважно. И дело даже не в грязи и неприятном запахе (хотя, по совести сказать, избавляя от него одежду, мне пришлось потом немало потрудиться). И не в том, что объевшиеся обеспеченностью, мы выбрасываем добротные вещи, когда рядом живут полунищие семьи. Просто как в ледяную купель окунулась в чужую, не похожую на мою собственную, жизнь, остаться в которой до дрожи в коленях страшно.
